С давних времён на юго-восток от Москвы вдоль пролегавшего когда-то здесь Большого Касимовского тракта,тянувшегося среди высоких хвойных лесов,заболоченных лугов и перелесков, расположилось несколько небольших деревушек,тесно жмущихся друг к другу. Каждая из них имела своё собственное название, но вместе они обычно именовались Гжелью, а иногда Огжелью или Акжелью. И только во второй половине прошлого века за всей этой местностью твёрдо закрепилось общее название - Гжель.
Если вы будете, читатель, в Гжели в наши дни, посмотрите в любую сторону на юг или на север, и вам представится равнина, изрытая многочисленными рвами, пологие края которых давно уже поросли кривыми осинами и ивняком. Кто же и когда так изменил ландшафт этих мест?Это на гжельской земле остались следы многолетнего изнурительного труда наших предков.Вооружившись ломами и лопатами, они упорно искали своё мужицкое счастье не на земле, а под землёй, добывая знаменитую гжельскую глину.
Гжель как исторически сложившаяся административно-территориальная единица имеет свою давнюю интересную историю. Впервые документальные сведения о ней найдены среди грамот московского князя Ивана Даниловича Калиты (1328 год).
В последующие годы о Гжели упоминается в духовных грамотах великих русских князей: Ивана Ивановича (1356 год), Дмитрия Ивановича (1384 год), Василия Дмитриевича (1406 год), княгини Софии Витовтовны (1472 год) и, наконец, в завещании царя Ивана IV Грозного (1572-1578 годы).
В результате его указа о порядке наследования княжеских вотчин по прямой линии возник ряд так называемых «государевых дворцовых волостей», к которым отнесли и Гжельскую волость. Так гжельцы стали удельными крестьянами, но, избежав власти помещиков, они не были ни богаче, ни счастливее.
В конце XVIII века подмосковное село Броничи, когда-то вотчина царя Фёдора Алексеевича, было переименовано в уездный город Бронницы. В новый уезд вошла и Гжельская волость, состоявшая в то время из 16 деревень. В деревнях этих был 681 двор и жило 4542 человека.
Все гжельские деревни были похожи одна на другую. Вокруг них лежала скудная песчаная или глинистая земля, росли дремучие леса. В них находили убежище беглые. На Касимовском тракте они часто, как тогда говорили, шалили, останавливая купеческие обозы и помещичьи тройки…….
В подворных переписях тех лет запечатлён ряд крестьянских семейств, вышедших «в люди». По переписи 1871 года, в 16 деревнях Гжели было 11 лавок, 15 питейных домов, 11 харчевен, 5 постоялых дворов и 88 производственных заведений (примечание «Речицкого Народа»: за 132 года мы обогнали наших предков разве по количеству магазинов). Земли пахотной крестьяне Гжельской волости имели 3565 десятин (в среднем по 2, 3 десятины на хозяйство). Хлеба своего хватало всего на несколько месяцев. Разные крупы и другие продукты были привозными (примечание «Речицкого Народа»: нами доподлинно выяснено, что и крупы гжельцы, может не так много, но выращивали и специальные крупорушки имели). По свидетельству современника, уровень земледельческой культуры был самый низкий, не было ни желания, ни сил для его улучшения. «Промыслам, а не земледелию обязано население своим благосостоянием, - указывает этот свидетель прошлого, - и если бы их не было, то при бесплодии почвы всё население давно бы разбежалось во все стороны» (комментарий «Речицкого Народа»: вообще слухи о бесплодии гжельской земли преувеличены, хотя она действительно во многих местах небогата и не везде пригодна для земледелия. Тем не менее, распахивали её немало. Засаживали разнообразно: гречихой, рожью, просом, льном, коноплёй, ячменём, овсом, картофелем и другими культурами. Упрёки в низкой культуре земледелия так же сомнительны: севооборот и органические удобрения присутствовали в обязательном порядке. Механизации, естественно, было не больше чем вообще по России).
По статистическим данным 1878 года, на отхожие промыслы из пределов Гжельской волости ежегодно уходило 952 мужчины и 177 женщин. Одновременно приходило на заработки в Гжель из Московской, Рязанской и Калужской губерний до 1250 человек в год (Комментарий "Речицкого Народа": стуация схожая и сейчас - кто может ездит на заработки в Москву, к нам едут на заработки из Куровской, Шатуры, Средней Азии и Молдавии, Армении и Азербайджана). К 1899 году в Гжели насчитывалось 177 заведений, где работало более трёх тысяч рабочих. Ежегодно добывалось около 500 тысяч пудов гжельской глины, а привоз для изготовления фарфора глуховской глины достигал 70 тысяч пудов.
Несмотря на то что отдельные гжельские заведения имели уже сотни рабочих, технологические процессы многие годы оставались на уровне мелкокустарного производства. Об этом красноречиво свидетельствуют материалы проведённого в 1881 году опроса двух гжельских предпринимателей.
Гавриил Антонович Марков из деревни Коняшино на вопросы обследователя ответил, что твёрдые материалы для фарфоровой массы на его предприятии размалывают с помощью конного привода; дров сжигают в год 2500 сажен; товар отправляет на ярмарки; рабочих имеет 170 человек и одного приказчика. Расход на рабочих – 32 тысячи рублей и на приказчика – 500 рублей; посуды выпускает на 90 тысяч рублей.
Второй – Мефодий Васильевич Дунашов из деревни Турыгино вырабатывал фарфоровую посуду разных сортов и аптекарские банки. Размол твёрдых материалов для фарфоровой массы, по его словам, производился также конным приводом; формовка ручная. Дров разных сжигают 800 сажен. Точильщики освещаются за свой счёт; свечей сальных расходуют 13 пудов; на жалование рабочим идёт 10 тысяч 400 рублей, посуды выпускает 132 тысячи рублей.
Твёрдые минералы, идущие в фарфоровую массу, требуют очень тонкого помола. Приготовление их с помощью простейших размольных машин имело бы бесспорное преимущество в сравнении с указанным выше тяжёлым и малопроизводительным кустарным способом. Однако ни один хозяин в Гжели не пожелал установить на своём предприятии паровой двигатель……….
Рабочий день был очень длинен. Он продолжался с 6 ½ часов утра до 8 часов вечера, с тремя перерывами – на обед и чай.……..
Большинство гжельских рабочих имели небольшие земельные наделы и скот. На время сенокоса и уборки урожая они уходили на полевые работы. Однако это не оказывало большого влияния на производственную и коммерческую деятельность местных заводчиков, так как предприятия наиболее интенсивно работали зимой, когда можно было пользоваться удобным и более дешёвым санным путём. Поэтому здесь терпимо относились к таким отлучкам рабочих.
Большая часть гжельских предприятий, не только мелких, но и сравнительно крупных, не была огорожена заборами, а производственные цехи никогда не запирались. (Комментарий "Речицкого Народа": на доброй половине местных предприятий и сейчас так, разве только цеха в последние годы запирают). На многих заводах долго не было правил внутреннего распорядка, обуславливающих начало и конец рабочего дня. Сдельная оплата труда подавляющего большинства рабочих исключала такие формальности. (Комментарий "Речицкого Народа": сейчас история повторяется).
На заводах Гжели не было подсобных рабочих. Мастера сами, своим инструментом устанавливали себе гончарные круги. Приносили за сотни метров на руках глину из массозаготовительного цеха. Сами её разувлажняли, тщательно переминали, перебивали руками, стоя на коленях на полу. Отформованные изделия на доске, положив её на плечо, относили в горновой отдел. Не было здесь никаких механизмов или простейших приспособлений, которые хотя бы в какой-то мере облегчали тяжёлый труд рабочих точильщиков. В расходы заводчиков не входило ни отопление, ни освещение мастерских. Рабочие приносили из дома немудрёный инструмент, свечи, а позднее – керосин и лампы. Несколько десятков таких ламп, расположенных у рабочих мест, освещали и всё помещение мастерской. Отходя на несколько минут, рабочие для экономии подвёртывали свои лампы. Изданный в 1886 году закон, запрещающий выдавать зарплату товарами и купонами и производить из неё вычеты за освещение мастерских, гжельские заводчики не выполняли почти до Октябрьской социалистической революции.
В фарфоровом, гончарном, майоликовом производствах для приготовления глазурей употреблялись окислы цветных металлов, главным образом свинец. При изготовлении свинцовых глетов (порошков) ручным способом выделялось большое количество свинцовых паров и мелкой пыли, очень вредных для человека. Но все кустари и заводчики готовили такие глазури только на своём производстве и не в каком-то особом помещении, а в общей мастерской. Кроме того, полуфабрикаты до и после глазуровки чистили и оправляли только сухим способом, с помощью наждачной бумаги и войлока, и опять-таки в той же душной и тесной мастерской, где не было даже форточек. Поэтому люди часто задыхались не столько от 30-градусной жары, сколько от облаков вредной пыли. (Комментарий "Речицкого Народа":в годы существования СССР ситация была не лучше - десятки гжельцев умирали от отравления свинцом и силикоза. Оправка посуды сухим пыльным способом сохранилась. Нужно сказать, что на фарфорово-фаянсовом производстве профессиональных болезней и ухудшения здоровья не избегал никто).
Ещё хуже стало, когда во второй половине прошлого века для улучшения внешнего вида фарфоровой посуды в состав глазури стали добавлять мышьяк. Кто придумал это варварское смертоносное средство неизвестно. Несмотря на то, что оптовая продажа мышьяка была запрещена законом, его покупали нелегально, под видом поташа.
Какое пагубное влияние оказывали такие условия труда на организм рабочих, нетрудно себе представить. Двенадцати-тринадцати часовой рабочий день в жарком, пыльном и душном помещении совершенно выматывал. А рабочим ещё предстояло по осенней грязи или зимой в метель идти домой и там управляться со своими домашними делами.
Многие рабочие жили в пяти и более верстах от мастерских, в других деревнях. Они уходили работать на целую неделю и возвращались домой только в субботу. Вместе со взрослыми часто оставались и подростки. Некоторые хозяева таких рабочих селили в «спальни».
С конца прошлого столетия в России существовала так называемая фабрично-заводская санитарная инспекция. Представители её примерно один раз в год заезжали и на гжельские заводы. О дне их приезда хозяева всегда были предупреждены. (Комментарий "Речицкого Народа":так было и есть и видимо будет). По такому случаю тщательно подметали полы в цехах, удаляли с завода всех малолетних. Но такие парадные приготовления оказывались совсем излишними. Уездные инспектора обычно заезжали прежде всего не на завод, а в дом хозяина завода, где гостей встречало обильное угощение. После выпивки и сытной закуски у инспекторов уже не оставалось времени для ознакомления с условиями труда рабочих…
Каждый принятый на завод рабочий, в том числе и подросток, должен был отдать свою первую получку на так называемый магарыч – пропой соседям по работе. Был ещё более дикий обычай первого трудового «крещения» подростков, называемый в Гжели «лохматкой». Несколько взрослых рабочих неожиданно хватали новичка, клали его на грязный пол, заворачивали ему на голову рубаху, стаскивали с него штаны, затем, обильно поливая оголённый живот парнишки грязной водой, оттягивали на животе кожу и как бы отрубали её ребром ладони. Испуганные крики и слёзы подростка заглушались громким смехом его мучителей. Но никто из взрослых, даже присутствующие при этом отцы, не пытались встать на защиту ребят и осудить нелепые обычаи, порождённые невежеством. (Комментарий "Речицкого Народа":обычай "проставляться" и пропивать зарплату существует и сейчас, вот только молодёжи на наших заводах не найдёшь - почти все работают в Москве).
Праздники в Гжели очень любили. Три раза в год – 28 августа, 13 0ктября и 16 ноября - на так называемые престольные дни в сёлах Гжель, Игнатьево, Карпово бывали большие базары.
Разговоры о предстоящем базаре велись всегда с какой-то торжественностью: ведь его долго ждали, возлагая на него много надежд. Почти каждая семья делала на базаре какие-нибудь покупки сообразно со своими средствами и запросами. Уже за несколько дней до базара суетливая жизнь сёл затихала. По вечерам реже были слышны песни, почти совсем исчезал звонкий девичий смех. Всюду тщательно скребли и мыли избы, смазывали конские сбруи и телеги, топили бани.
А у церковной ограды уже деловито хлопотали кимровские сапожники, егорьевские текстильщики, казанские меховщики, казанские меховщики, московские швейники и другие кустари. Они копали неглубокие ямки, устанавливали деревянные каркасы будущих торговых палаток, на которые тут же натягивали парусиновые чехлы. Не отставали от кустарей и представители «искусства»: они старались поставить свои балаганы и карусели на самом сухом и бойком месте. Эти ярко оформленные заведения имели особую притягательную силу и обычно становились центром всего торжества.
За день до открытия базара днём и ночью к церковной ограде тянулись со всех сторон бесчисленные подводы, гружённые мешками с обувью, большими прямоугольными корзинами с одеждой, мехами, головными уборами. Везли ящики с пряниками и игрушками, рогожные кули с конской сбруей и многие другие товары.
Из трёх базарных дней в году два падали на время осенней распутицы, когда подступы к базарам преграждали заболоченные и размытые дороги, а сама базарная площадь превращалась в сплошное грязное месиво, которое можно было преодолеть только в прочных сапогах. Многие торговцы с ужасом вспоминали последний километр их долгого пути и время, проведённое у застрявших и поломанных телег.
Искусством торговаться на базаре увлекались многие. Но торг всегда заканчивался победой ловких продавцов. Если юрким торговцам или перекупщикам не удавалось распродать залежалые, сомнительного качества товары на базаре, они сбывали их с небольшой скидкой или в кредит местным мелким торговцам. Хуже приходилось крестьянам, везущим из-под Бронниц – за 25-30 километров по непролазной грязи на базар капусту, свёклу, морковь, лук, яблоки и картофель. Редко кому удавалось продать в сельской местности этот дешёвый товар. Многие на обратном пути, отчаявшись, отдавали в ближайший трактир или чайную за бутылку водки добрую половину привезённого. (Комментарий «Речицкого Народа»: Давно не проходят уже на Успение, Покров и перед рождественским постом эти ярмарки. Даже полустихийный рынок в Ново-Харитонове не может заменить их, а тем более дать такую радость, с какой вспоминают их старожилы. Многие из них говорили, что это были лучшие дни в их жизни).
Почти полное отсутствие медицинской помощи населению способствовало деятельности множества невежественных лекарей, всяких бабок, знахарей, наговорщиков, наговорщиков которые «лечили» от всех болезней. Но от их знахарства количество болезней не сокращалось, а ещё больше увеличивалось. Однако уездные власти и хозяев это мало трогало.
Население фактически было лишено медицинской помощи. Одна земская госпитальная койка приходилась на 2751 человек. В 1898 году в докладе комиссии уездной земской управы на Бронницком очередном уездном собрании о Речицком участке говорили следующее:
«Из особенностей, характеризующих Речицкий участок, следует отметить чрезвычайное распространение лёгочной чахотки среди крестьян Гжельского района, занятых чуть не поголовно глинянно-фарфоровым производством; уже теперь туберкулё угрожает населению постепенным вымиранием. Рано или поздно здесь должен возникнуть вопрос об устройстве приюта или санатория для лёгочных больных, но и теперь уже необходимо обратить особое внимание на санитарное неблагоустройство фарфоровых заведений, работающих до сих пор первобытными способами и не принимающих по своему почину никаких мер к улучшению положения рабочих и к уменьшению вредных влияний этого производства на здоровье населения».
В 1900 году коняшинский заводчик А.Г.Марков пожертвовал земству 130 тысяч рублей на строительство лечебного учереждения для больных туберкулёзом кустарей и рабочих фарфорово-фаянсовых предприятий гжельского района. Но его инициатива не встретила активной поддержки со стороны бездеятельных, тупых чиновников уездной земской управы. Семь лет потребовалось им на составление, уточнение планов и смет для постройки. Окончательное решение о строительстве санатория для лёгочных больных было принято только в 1907 году. Два года длилось строительство на участке в сосновом бору около деревни Коняшино. И только в 1909 году был, наконец, открыт этот санаторий – тогда чуть ли не единственное лечебное учереждение такого типа в России.
В марте 1917 года в Гжель ворвалась ошеломляющая весть: «Царя свергли!» В помещениях школ почти ежедневно стали происходить собрания и митинги. Из уст в уста передавались слова: «Свобода, Равенство, Братство!» Представители гжельской буржуазии, приветствуя свержение царя, нацепили на себя красные банты, обнимались и целовались. Заводчик И.А.Акулин, как и многие другие предприниматели в Гжели, в добротной шубе и каракулевой шапке с красным бантом расхаживал по заводу с сияющей улыбкой.
Гжельские обыватели в августе 1917 года на выборах в волостное земство отдали свои голоса в основном партии народной свободы – кадетам.
Октябрьская социалистическая революция пришла и в Гжель. Но здесь не было вооружённых столкновений и демонстраций. Местная власть ещё некоторое время находилась в руках меньшевистски и эсеровски настроенных элементов. Но рабочие Гжели не собирались с этим мириться. На помощь местным активистам в апреле – мае 1918 года из города Бронницы в Гжельскую волость пришёл отряд рабочих-красногвардейцев. Разместился он в деревне Ново-Харитоново, в помещении кузнецовской богадельни. Это большое двухэтажное деревянное здание было построено королём фарфора И.Е.Кузнецовым как раз на том месте, где сто лет назад его прадед заложил первый завод. Рядом с богадельней была воздвигнута небольшая старообрядческая церковь… Внутри церкви в стороне от алтаря были устроены два глубоких склепа, облицованные цветным кафелем. Верхняя часть их завершалась массивными чугунными надгробиями. Эти склепы-могилы предназначались для погребения Кузнецова и его супруги. Но Октябрьская социалистическая революция помешала набожному старцу спрятать своё грешное тело под тяжёлые чугунные плиты. И ни одна старушка не переступила порога богадельни и не помолилась в церкви за здоровье, а затем и за упокой души «благодетеля». Хозяевами здесь стали красногвардейцы. Прибыв в Гжель, они сразу разрушили памятник царю Александру II, стоявший и после революции в полной неприкосновенности у волостного правления….
Военкомат приступил к учёту военнообязанных лиц и к организации всевобуча. Красногвардейцы занялись вылавливанием лиц, уклоняющихся от мобилизации в армию….
Накладывали контрибуции на капиталистов, строго взыскивали с тех, кто уклонялся от выполнения распоряжений Советской власти.
Отряду и организованным вокруг него гжельским рабочим приходилось отражать выступления кулацких элементов, осуждавших продовольственную развёрстку и якобы неправильное проведение гужевой повинности (крестьяне, имевшие лошадь, должны были работать на ней, выполняя различные общественные задания, а безлошадные эту повинность оплачивали деньгами). Кроме того, трудоспособное население часто направлялось для тушения торфяных и лесных пожаров. Кулаки и их подпевалы по этому поводу истошно вопили, что большевики ввели барщину.
В первой половине 1918 года в деревнях Гжели под руководством военрука В.А.Шимаева началась военная подготовка мужчин призывного возраста. Многие из них вскоре ушли в Красную Армию и защищали молодую Советскую республику на фронтах гражданской войны. Из молодых рабочих Гжели был сформирован также и продотряд, который под командованием латыша, коммуниста Подынаса собирал продразвёрстку в Воронежской и Тамбовской губерниях и отгружал хлеб для промышленных районов страны.
25 августа 1918 года при Гжельском волостном военкомате была организована первая в Гжели ячейка РКП(б). Докладывая об этом31 августа1918 года в уездном комитете партии, представитель её товарищ Колосков сообщил, что ячейка состоит из 12 коммунистов. Остановился он и на обстановке, в которой приходилось работать. «Среди местного населения, - говорил он, - преобладает кулацкий элемент, который забрался как в Советы, так и в комитеты бедноты. Культурно-просветительская деятельность налажена плохо…»
Партийная организация Гжели, которая впоследствии стала работать при Гжельском волисполкоме, долгое время не могла окрепнуть. Её рост за счёт местных рабочих был очень мал, через год в её рядах было всего 15 членов...
В 1918 году в Речицах были национализированы заводы Курина, Фартального, акционерного общества «Динамо», Попихиных; в деревне Ново-Харитоново – Акулиных Ивана и Семёна; в деревне Турыгино – братьев Дунашовых, И.Т.Дунашова, Маркина; в деревне Кузяево – Храпунова-Нового; в деревне Фрязево – торгового дома Барминых и в деревне Фенино Качинкина… А ещё через некоторое время национализированные заводы перешли в ведение «Главстекло».
Из-за экономической разрухи, недостатка сырья, топлива из-за финансовых затруднений заработную плату рабочим стали выдавать посудой. Гжельские рабочие не получали также хлебного пайка.
Страшная весть оборвала привычное мирное течение жизни в Гжели. Осиротели и приумолкли деревни. Почти всё мужское население ушло на фронт…
Непрекращающиеся налёты вражеской авиации на Москву и её пригороды заставили временно остановить все фарфоровые заводы Гжели, так как огромные огненные языки, выбрасываемые из труб обжиговых гонов, демаскировали Подмосковье. Пришёл день, когда из Раменского района, в том числе и из Гжели, были эвакуированы не только предприятия и учреждения, но и крупный рогатый скот, лошади, овцы, свиньи…
В осенние вечера, несмотря на темноту и налёты вражеской авиации, девчатам не сиделось дома. Они собирались на дежурство в сельских красных уголках и вели долгие беседы. Но говорили девушки не о том, что занимало их в мирное время. Главной темой разговоров была забота о том, что будет дальше.
Однажды беседу девушек прервал оглушительный взрыв. Через несколько минут вся деревня была на ногах. Из всех дворов и из окружающих деревень спешили к месту взрыва напуганные люди. А утром поднявшееся солнце озарило груду развалин, лежавших там, где до этого стояла станция Гжель. Человеческих жертв не было. Только дежурный по станции и трое рабочих, находившихся на пути, получили ранение и контузии.
Прошло несколько месяцев, и вражеские самолёты стали реже появляться…
В Гжель из Москвы можно ехать и электропоездом… Вот поезд подходит к платформе Григорово. Около неё садово-огородный участок. Здесь в свободное время москвичи сажают яблони, кусты смородины, крыжовника, разводят клубнику. За садами вдоль полотна тянется сосновый бор, в котором расположен Коняшинский детский санаторий.
А вот и станция Гжель. Слева от неё раскинул свои владения выросший в советское время кирпичный завод… Артель по производству кирпича здесь была организована в начале 300-х годов жителями расположенных около станции Гжель деревень. Называлась она «Труженик». Справа видны известковые каменоломни, принадлежавшие до революции капиталисту Бабинскому. Ныне здесь Гжельский комбинат строительных материалов. Дальше с правой стороны от железной дороги, расположились Речицкий завод фарфоровой химической аппаратуры – один из старейших заводов Гжели (…Вряд ли кто теперь вспомнит об основателе его, Михайле Матвеевиче Куринове. Известно только, что на этом заводе в то время несколько десятков рабочих изготовляли недорогую фарфоровую посуду…), Гжельский керамический завод, принадлежащий Московскому отделу Художественного фонда, совхоз "Гжельский" и старая речицкая больница, рядом с которой сейчас строится новая. Недалеко от них находится электрическая подстанция, керамический завод художественных изделий, производственные помещения которого обосновались в двух деревнях – Турыгино и Бахтеево, и крупнейший фарфоровый завод «Электроизолятор». Вблизи от него, в деревне Жирово, есть керамическое производство по выработке мелкоустановочного фарфора…
Есть в этом районе и мелкие гончарные производства…
Несколько в стороне, на север от Егорьевской шоссеийной дороги, в деревне Кузяево стоит один из старейших фарфоровых заводов, основанный братьями Новыми ещё в первой четверти XIX века. Первоначально производство велось здесь в небольших деревянных мастерских. Но в 50-х годах прошлого столетия, когда во главе фирмы стала вдова Нового, вскоре вышедшая замуж за Я.Г.Храпунова, завод несколько расширился. В течении пяти-семи лет были построены два двухэтажных каменных корпуса с горнами, все процессы производства велись кустарно. Большинство изделий и капсельный припас изготовляли не в гипсовых формах, а точили на гончарных кругах. Расписывали фарфоровую посуду местные кустари-живописцы. Они брали на заводе белый товар, наносили на него рисунок, затем обжигали посуду в муфлях и уже в готовом виде возвращали обратно на завод. На заводе Храпунова вырабатывались и майоликовые изделия: кружки, молочники, кувшины, суповые чаши, лотки для различной рыбы, а также скульптуры, вазы и прочие подобные изделия.
В начале ХХ века производство майолики прекратилось. Вместо тягловой силы на заводе появилась паровая машина. Ассортимент изделий значительно расширился: начали выпускать разнообразные чашки, чайники, бокалы, точёные лампады.
В 1917 году Храпуновы продали свой завод компании «Демократическое товарищество», состоящей из пяти – семи компаньонов, которые управляли предприятием до его национализации в 1918 году. После этого до самой Отечественной войны Кузяевский завод, не подвергаясь особой модернизации, вырабатывал чайную посуду, тарелки, а также пиалы, чайники, полоскательницы для наших азиатских республик и на экспорт…
Много лет, судя по архивным материалам Бронницкой земской управы, обсуждался вопрос о постройке дороги от станции Бронницы через селения Юрово, Пласкинино, Меткомелино, Турыгино, Жирово, Володино, до села Речицы к будущей станции новой железной дороги. |
